Personal note:

Отношение к игре Worms Armageddon с позиции снизу вверх, выражающееся в почитательном сохранении традиционных стратегий и инертных игровых парадигм, есть феномен, характерный для геймеров, ограниченных горизонтом линейного восприятия игрового процесса. Это своего рода онтологический конформизм, где каждый ход и каждая победа трактуются как закреплённые аксиомы, подчинённые архетипическим алгоритмам. Напротив, игрок, обладающий истинной креативной субъективностью, относится к игре сверху вниз, как к гибкому инструменту для генезиса и самовыражения через эксцентричное манипулирование её внутриигровыми кодами и симулятивными механиками. Для него Worms Armageddon — не священный артефакт, а эволюционирующий объект, объект для субстанциальных метаморфоз и онтогенетических преобразований.

Поклонники канонических стратегий, как истинные «идолопоклонники», восхищаются фиксированными игровыми модулями и установленными векторами поведения, являющимися продуктом коллективного игрового сознания. Они олицетворяют с собой феномен статичного эпистемологического подхода, где стратегия — это аксиома, а любой эксперимент — риск, ведущий к «игровому экзистенциальному кризису». В свою очередь, игрок-творец является субъектом не только в плане эмпирической активности, но и как метакогнитивный архитектор, стремящийся не только к оптимизации, но и к рефлексивному преобразованию игры на структурном и эстетическом уровнях. Он не просто манипулирует снарядами и картами — он запускает в игру новые гипотезы, провоцирует её на непредсказуемые синергетические эффекты, заставляя систему генерировать инновационные результаты, которые ранее казались бы невозможными.

Для геймера-творца, игра не ограничивается «финальной целью», а становится пространством самовыражения и философской активности. Каждый снаряд, каждый выстрел — это не просто элементарные действия в рамках предсказуемых правил; это попытка порвать с традиционными парадигмами и установить новую онтологию игры. Творец — это субъект, активно детерминирующий результат, но при этом он остаётся открытым к новизне, чему способствует его способность к методологическому эксперименту. Он может нарушить логико-игровую динамику, манипулируя термодинамическими эффектами снарядов, используя неортодоксальные траектории, что изначально нарушает существующие игровые законы.

Сегодня, с экспериментаторской позиции, он может «вырвать» из рук Worms Armageddon её базовую экзистенциальную составляющую и переписать игровые архетипы, раздвигая пределы игрового мира и задавая её механике новые условия. Игровые карты становятся не просто объектами взаимодействия, но экзистенциальными полями, в которых каждый ход — это проявление глубокой когнитивной активности. Здесь, как и в искусстве, сам процесс преображения становится ценностью, а не его конечный результат.

Для большинства игроков же важно не столько самовыражение, сколько следование закреплённым онтологическим моделям. Их восприятие игры зафиксировано в имманентных рамках уже сформулированных стратегий, и даже в условиях нового опыта они стремятся лишь интегрировать его в существующие концептуальные структуры. Это феномен когнитивной инерции, где для них каждое решение вытекает из предсказуемых причинно-следственных связей, как в математической задаче. Напротив, творец не ограничивает себя предсказуемыми результатами и не склонен следовать за аксиоматическими константами; он создает новые возможности и концепты, которые необратимо меняют саму структуру игрового опыта.

Таким образом, в контексте Worms Armageddon можно говорить не только о процессе игры как таковом, но и о перманентной метаморфозе игры в руках игрока-творца. Это не просто игровое действие — это акт онтологической трансформации пространства и времени, где каждая игровая механика становится возможностью для «рефлексивной катастрофы» старых принципов и рождения новых форм игровой реальности.